Рецензии

Оскар Уальд когда-то утверждал, что художник обязан создавать такое искусство, в котором бы эго творца тонуло и растворялось в абсолютной и чистой эстетике или сухом мыслеполагании. Сам он, на мой взгляд, не особо старался следовать этому правилу, а вот любимый всеми (ВСЕМИ) нами Триер вольно или невольно оказался чуть ли не самым усердным последователем данной теории. Чуть ли, да именно на них мы заострим сейчас внимание, потому что до момента «М», да и после него, собственно, мы не видели ни одной картины Триера, которая бы являла нам зрелище не абстрактно-обобщённой и чужой человеческой души, а подвергнутую самой тщательной вивисекции личность автора. Думаю, было бы наивно полагать, что во время тяжелейшего кризиса Триер нашёл в себе силы, чтобы уйти от соблазна более пристально изучить своё «Я», вместо того, чтобы дальше углубляться в философию. Поэтому лично я уверен, что здесь мы можем пролистать довольно интересную историю режиссёрской болезни, попутно снабжённую анализом подобных ей случаев.

Итак, что мы видим в первой части фильма? Абсолютно идеальная свадьба, которой не может помешать даже опоздание главных героев торжества аж на целых 2 часа. Гости произносят речи, пытаются угадать число бобов в бутылке, новобрачные режут торт, да и вообще можно сказать, что всё «передаётся слева направо». Казалось бы, Джастин остаётся только жить и не тужить, но нет. Для неё весь этот набор банальностей, скреплённый священным словом «ритуал» становится тем самым ударом, который сбрасывает с её лица маску веселья и счастливого неведения. Её глазам открывается картина тупого, механичного, совершенно неестественного и пустого мира, в котором настоящая жизнь, наполненная смыслом, замещается существованием, медленным, но верным движением вниз по течению прямо в канаву мещанских представлений о достатке и счастье, таких как свой дом с яблоневыми садами и прилагающимся красивым и заботливым мужем. Добравшись до того уровня развития, на котором шаблоны человеческого бытия становятся вдруг невыносимо тесными, Джастин (И Триер в её лице) резко сбрасывает их, но обнаруживает, что за ними нет ничего, что могло бы наполнить будущность смыслом, вдохновить её на преодоление один за другим всех жизненных этапов. Не зря каждый раз Авраам останавливается перед небольшим мостиком — это как раз указывает нам на неспособность героини Данст продолжить скачку, жизнь для неё кончилась. Её не спас и не вывел из состояния упадка даже бунт против установок общества, коим является секс с едва знакомым молодцем. Да и на помощь извне тоже рассчитывать в её случае не приходится: ни вечно стоящая в стороне от мирских забот мать, ни бегающий от серьёзных проблем отец не способны дать Джастин сколько-нибудь дельный совет. Остаётся только одно — покориться и принять смерть как прекрасное избавление от повинности волочиться сквозь серые путы обыденности.

Но Триеру мало показать нам картину собственного уныния, он хочет в общем посвятить нас в суть своей проблемы и показать на практике, что чувствуют люди, внезапно понявшие, сколь мало стоит жизнь человеческая, да и вообще жизнь. Для этого великий манипулятор ставит эксперимент над менее выдающимися и примечательными героями фильма, а именно Клер и её мужем. Начнём с Клер. Как мы можем заметить, Клер не производит такого хорошего впечатления, как её сестрица. От неё не веет Вселенской усталостью и кажется, что она очень даже комфортно чувствует себя в отлитых по чьему-то заказу частях собственной жизни. Но ей тоже приходится в один чудовищный момент осознать, что игра окончена, что последняя, 18, лунка пройдена и дальше — ничего. В отличие от Джастин, Клер всю вторую часть фильма пытается сопротивляться натиску надвигающейся депрессии, подхватывая на лету отваливающиеся кусочки её идеального мирка. Собственно, по-другому она и не может поступать, об этом нам говорит то, как она собирается встретить смерть: снова у неё в запасе находится какая-то тривиальность, «что-то в духе 9 симфонии Бетховена». Кроме того, уже перед самым концом она вдруг начинает биться в истерике, пытаться найти какой-то выход, нечто находящееся за чертой осмысленного существования, свою 19 лунку, но этому не суждено произойти. Пресловутый мост теперь и для неё оказывается непреодолимым препятствием. Но в её пользу говорит одно очень важное обстоятельство: всё это время в глубине души она понимала, что финал неизбежен, и поэтому в ней нашлись силы, чтобы принять его более или менее достойно, в отличие от своего мужа. Здесь, вероятно, сказывается то, что Триер — человек с абсолютным пиететом перед женщиной. В его понимании мужчина всегда слаб, он тот, кого приходится защищать, опекать, поддерживать и оберегать. С этой позиции весьма закономерным кажется самоубийство мужа Клер и тот факт, что последний оставшийся в кадре мужчина — маленький ребёнок, которого приходится обманывать, чтобы успокоить и уберечь от страха.

Теперь об общих местах картины. Хотелось бы отметить, что практически каждый кадр фильма пропитан настоящей красотой и эстетикой. Это не может не радовать такого любителя всего, что носит лейбл «для людей с хорошим вкусом», как я. Саундтрек к фильму также подобран идеально, наверное, из-за него я и влюбился в этот фильм. Ну, и идея с «киноувертюрой» тоже показалась мне просто восхитительной. В общем, фильм шикарен со всех сторон. Триеру зачёт!

9 из 10

Как многие помнят, в христианском богословии уныние — один из семи (восьми) главных грехов… Я бы скорее назвал это не грехом, но заблуждением или нездоровьем, однако вот распространение уныния — это уже считаю действительно грех. Посему Триера и не люблю.

Зачем же смотрел тогда? — зададут мне справедливый вопрос. А вот решил проверить, что сильнее: меланхолия герра Триера или моя неизбывная способность не чахнуть под гнетом многочисленных печалей мира сего. По счастью, я опять вышел победителем из этой нелегкой схватки. А на самом деле: врага нужно знать; и если на врага слабого тратить время не обязательно, то на врага сильного приходится…

В целом, меланхолия Триера совсем не уникальна, и среди людей мира искусства, увы, встречается нередко. Однако не каждый может себе позволить снять недешевый полнометражный фильм, да еще с блестящим актерским составом, посвященный лишь своему унынию. А попутно — художественной иллюстрации заурядного в психиатрии факта о том, что склонный к депрессии человек в стрессовой ситуации зачастую ведет себя более спокойно, нежели психически уравновешенный в обычной жизни.

Стоит ли говорить о том, что фильм вовсе не об апокалипсисе? Эта весьма популярная в искусстве последних лет тема послужила лишь мрачным фоном для передачи внутреннего мрака человека. В последние годы многие режиссеры «подгоняли» к многострадальной Земле невесть откуда взявшиеся планеты; при этом с астрономией и физикой никто, конечно, не считался. А кстати зря: одни следствия изменения гравитации могли бы послужить разнообразным материалом для создания многочисленных спецэффектов. Ну да ладно: главное было создать интригу, дальше на первый план должно было выходить собственно режиссерское мастерство — это же кино, как-никак. И тут Триеру нужно отдать должное: о научной абсурдности нахождения такого тела как Меланхолия рядом с Землей — в свете обычного хода физических явлений на нашей планете — зритель практически не думает: настолько однозначно на первом плане повествования звучит тема краха всего человеческого.

Только если режиссеры обычно заставляют своих главных героев печалиться по поводу кончины жизни на Земле, то Триер безусловно упивается этим фактом. Такой уж он человек, Триер — человек, который не любит людей, но обожает своё душевное расстройство. И меланхолия его настолько убедительна в своей герметичности, что начинаешь верить, что и фильм снят не для зрителя (людей то бишь), а ради собственно самой меланхолии Триера. Это как нанесение душевнобольным телесных повреждений самому себе — не для того, чтоб жалели или лечили, а для упоения болезнью…

Триер, безусловно, блестяще справился с передачей зрителю гнетущего его уныния, однако художественной новизны картина лишена. Уже начинающая раздражать нервная, не находящая себе покоя и точки привязки камера; строго отмеренные, геометрически выверенные ракурсы натурных съемок; нарочитая контрастность объекта и фона — всё это выглядит использованным тем же Триером много раз.

Наконец, характерное музыкальное сопровождение: восьмиоркестровый, давящий Вагнер, «Тристан и Изольда» которого лишены тонического стержня. Что и говорить: для вертолетной атаки («Апокалипсис сегодня») Вагнер был очень хорош… Помимо моей музыкальной неприязни к Вагнеру, не могу отделаться от мысли, что сей композитор был отъявленным человеконенавистником, ибо антисемитизм есть одна из форм оного. Кстати, труд Вагнера «Еврейство в музыке» запрещен к печати и распространению в России, как экстремистский.

Не удивительно, что меланхолия Триера, возведенная им на пьедестал поклонения, рождает у самого автора откровенную мизантропию. И последняя выплескивается из него уже совсем отвратительными формами: имею в виду небезызвестный скандал в Каннах после намека Триера о том, что ему понятно стремление гитлера к уничтожению людей. Триер конечно попытался замазать инцидент и вроде как принес официальные извинения участникам и организаторам, однако ныне он демонстрирует одетую на себя черную футболку с эмблемой Канского фестиваля и словами под ней: «Persona non grata». И на этой фотографии Триер, наконец, победоносно улыбается… А это заставляет задуматься над безобидностью игр в уныние: если от меланхолии до мизантропии один шаг, то от мизантропии до геноцида уже полшага…

Не поняла я высокого искусства Ларса фон Триера. Больше двух часов мне было откровенно скучно.

Не похожи на родных сестёр Шарлотта Генсбур и Кирстен Данст.

Не кажется интересным наблюдение за чьей-то депрессией. Скорее миру нужен рецепт выхода из депрессии, а исследование депрессивного состояния следует оставить профессиональным психиатрам и не снимать художественных фильмов по нему.

Достаточно хорошо показано депрессивное состояние — состояние густого киселя вокруг тебя, из которого трудно выбраться, да и интереса к этому нет. Не депрессии от негативных событий в жизни, а депрессии как неконтролируемого психического явления. Да, я узнала это состояние, увидела его в сёстрах Жюстин и Клэр, но мне вовсе не хотелось вспоминать своё такое состояние и я бы предпочла не видеть его в фильме.

Сюжет: Жюстин счастлива со своим женихом, радуется свадьбе, но негативная речь её матери о браке выбивает её из колеи. Она понимает, что её счастье может не продлиться вечность, оно эфемерно и непостоянно. Это пугает её и вырывает из реальности. Она больше не хочет находиться рядом с супругом, изменяет ему со случайным малознакомым человеком и избегает торжественного празднования. Из успешного создателя кинороликов Жюстин резко превращается в растение и только её сестра Клэр согласна принять её в этом состоянии.

Затем картинка меняется. К Земле приближается мертвенно-голубая планета Меланхолия и столкновение планет грозит гибелью биологическим видам Земли. Этого панически боится Клэр, ведь у неё растёт маленький сын. Клэр даже приобретает отравляющие таблетки для того, чтобы её семья не застала гибели планеты. Согласно задумке режиссёра в этот момент «просыпается» Жюстин, которая действует относительно разумно и успокаивает Клэр.

Смотреть фильм стоит только при полной уверенности в стабильности своей психики.

5 из 10

Фильмы Ларса Фон Триера всегда трудно оценивать по привычным для нас системам оценки, они существуют вне любых систем измерений, вне добра и зла, они пробуждают в нас чувства, которые фильмы с таким сюжетом пробуждать не могут. Иначе как можно объяснить тот факт, что после просмотра фильма, повествующего о конце света, остается чувство невероятной легкости и безусловного счастья.

Но вернемся к сюжету. Фильм разделен на две части, обе из которых посвящены «Меланхолии», которая в первой части представляется психическим расстройством, разрушающим жизнь юной невесты, а во второй становится планетой, уничтожающей Землю. Эти Меланхолии похожи. Они зачаровывают нас, интригуют, приковывают к экрану. Они очаровывают нас, и мы поначалу не замечаем, какую разрушительную силу они в себе таят. Мы видим новобрачных, которые не без труда добираются до своей свадебной вечеринки. И нам кажется, что все прекрасно, просто невеста немного грустна… Но что же так бывает — свадьбы дело утомительное. Тем более, когда твой отец считает, что в мире нет ничего, кроме толпы самых разных Бетти, а мать все вокруг ненавидит. Но вскоре мы понимаем, что под свадебным платьем и фатой невеста прячет стремление к саморазрушению и невероятную апатию ко всему происходящему. Ее меланхолия перестает быть привлекательной, она начинает нас пугать и отталкивать. Джастин говорит, что опутана серой пряжей и не может больше сделать и шага. Она не может перейти черту, как Авраам, который не может перейти мост, и все вокруг хлещут ее кнутами, не понимая, что этим только причиняют ей боль. Но вот Джастин делает последнее усилие и освобождается от всего, что ей так не мило — от жениха, работы, дурацкой вечеринки, меланхолия поглотила ее и уничтожила без остатка.

Вторая часть повествования развивается по похожему сценарию. Ученые замечают планету, которая направляется к Земле. Это интересное и захватывающее событие, к тому же она очень красива. Все ждут ее как нечто прекрасное и немного волнуются, ну прямо как невеста на свадьбе. Но по мере своего приближения Меланхолия становится все более пугающей и в конце-концов уничтожает Землю.

Можно долго рассуждать о том, как тщательно прорисованы характеры двух сестер, как они изменяются по мере приближения планеты, и как в конце-концов все становится с ног на голову, но для меня главным действующим «лицом» фильма была Меланхолия, и я следила за ее развитием 2 часа экранного времени, следила за тем, как из неуловимой грусти в глазах невесты она превращается в разрушительную силу величиной с планету, самую прекрасную планету из всех, которые я видела…

Также нельзя не отметить прогрессирование нелюбви к человечеству со стороны Ларса фон Триера, и если в «Догвилле» у него есть «город, без которого мир станет лучше», то в «Меланхолии» — это уже целая планета, по которой «никто не будет горевать».

Как не парадоксально, но мне тоже не хотелось горевать по окончании фильма, все-таки сделать «конец всего» таким прекрасным могут немногие, а, возможно, только ОН — Великий и Ужасный…

10 из 10

«Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба, — высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему серыми облаками…» /Л. Н. Толстой «Война и мир»/

Когда ты молод, о смерти обычно не задумываешься. Куда приятнее просто жить, встречаться с людьми, строить планы на будущее и верить, что последующий день будет лучше предыдущего.

Жюстин готовится к самому волнительному дню в своей жизни. Она наполняет взволнованную душу мечтами о близком счастье, о любимом мужчине. На первый взгляд, в девушке нет ничего особенного. Когда на ее устах играет улыбка, а на щеках образуются очаровательные ямочки — волей-неволей веришь в безмятежное будущее. На свадьбу Жюстин съехались родные и близкие, коллеги и друзья. Они будут говорить банальные вещи и дежурно улыбаться, а кто-то даже будет искренен. Иллюзия манит сахарной негой, но ей суждено обратиться в погребальный саван. Жюстин не может выразить это, но она чувствует. Не видит она понимания на знакомых лицах, ее манит небо, где воцарилась яркая звездочка, негаснущая в синеве. До нее миллионы световых лет, но она уже проникла в душу невесты.

Сознание Жюстин необратимо меняется с обнаружения незнакомой точки на небе. Точно вся жизнь проносится у девушки перед глазами. Она начинает чувствовать зло, которое источается самой землей. Кто из участников церемонии больше омерзителен: лицемерный начальник или бестактная мать? Первый публично обещает должность арт-директору за «символическую» услугу, от которой не отвертеться даже на собственной свадьбе. Вторая остается холодным изваянием, даже когда любимой дочери так нужна поддержка. Жюстин из последних сил пытается «надеть» улыбку, но в ее глазах арктический холод. Она хочет бежать с собственной свадьбы. Кажется, в этой церемонии неуместно все — начиная от нелепого лимузина и заканчивая назойливым напоминанием свояка о количестве лунок на этом поле для гольфа.

Жюстин и ее сестра Клэр не являются противоположностями в традиционном понимании. Их восприятие жизни зависит от накопленного багажа. У одной — крах эфемерных надежд, у другой -благополучная семья. «Я честно пыталась…» — заверяет Жюстин. Что именно она пыталась? Быть как все, довольствоваться привычными ценностями? Осознание собственной непохожести на всех действует по-разному. Кого-то это мотивирует творить большие дела и пытаться изменить мир вокруг себя. В случае с Жюстин это превратилось в бесконечный бег по замкнутому кругу, где все окружающие — лишь машущие рукой зрители, которые не задумываются о тяжести этого действа. Наваливающуюся депрессию преступно недооценивать. Клэр опекает сестру, пытается ей угодить, но не понимает сути проблемы. Когда в сердце томится печаль, нет выхода, кроме как через самоочищение. Ванна здесь не поможет. Человек должен простить себя самого за то, что он смотрит на мир иными глазами. В этом нет ничьей вины. Жюстин непременно примирилась бы со своей темной стороной, но приближение космической катастрофы направило события по иному руслу.

Ларс фон Триер не был бы самим собой, если бы даже к апокалиптической теме подошел стандартным и давным-давно опробированным путем. Землю ожидает неминуемая катастрофа, от нее не убежишь в условную деревню. Приближение огромной голубой планеты знаменует вселенское очищение для всех и каждого. Не имеет значения, как ты смотришь на мир и чему радуешься. Погибели не стоит страшиться, если ты и так не чувствуешь себя своим на Земле. Меланхолия могла бы быть красной планетой, и сгорели бы земные грешники как по Евангелию в жерле Преисподней. Фон Триер окрасил свой апокалипсис в лазурные тона и это глубоко символично.

Голубой — цвет грусти, печали и ангельского безмолвия.

Голубой — морская пучина, не приемлющая лжи, лицемерия и подлости, одинаково легко поглощающая любого.

Голубой — небесная синева, открывающая свои объятия каждому, кто не ленится поднять голову.

«Меланхолия» повествует о конце света в последнюю очередь. Куда важнее тяга к неземной красоте, к свечению, в котором хочется растворить беспокойную душу. На что жизнь, если в ней нет места подлинной красоте? Обнаженная Кирстен Данст, возлежащая под голубым сиянием — символ непоколебимого стремления к гармоничной эстетике. Фон Триер под женской оболочкой раскрыл собственную душу, которую никто не силится понять. Аналогичная ситуация с обреченными сестрами. Клэр никогда не сможет осознать, что ее сестра делает среди ночи на лужайке. Метания Клэр — агония человечества перед библейским потопом. Бог отводил сотню лет, чтобы люди осознали свои грехи и стали жить праведно. В своей картине фон Триер не дает шанса никому. Тот самый космос, который нам, наивным, казался покоренным, поворачивается голубой бездной. Жюстин чуть ли не впервые с начала фильма лишается ореола безумия. Она обращается в символ очищения для всего человечества. Странноватая блондинка, творящая грязные выходки на собственной свадьбе, ловит сигнал космической связи, и потому у нее нет страха.

Зарисовку начала фильма можно смаковать бесконечно и всякий раз находить в ней что-то новое. Кирстен Данст выдает высший класс актерской игры, заслуженно отмеченный «Пальмовой ветвью». Величественная музыка Рихарда Вагнера убеждает в необходимости покориться судьбе — мы все во власти высших сил. Что же до самого Ларса фон Триера, то он сколько угодно может именовать себя «немножко нацистом», сочувствовать Гитлеру и совершать прочие глупости. Эти мелочи испаряются в эстетически расписанном полотне «Меланхолии». Эксцентричный датчанин взял в руки кисть и лазурной краской написал картину гипнотической безысходности. От нее, как от неба Аустерлица, не отвести глаз, и не имеет значения, скольким людям суждено погибнуть. Смерть может быть величественной, а из пораженного депрессией разума способна воспламениться гениальная искра. Пойдет однажды прахом мирская суета и останется впереди лишь вечность. И лучше встретить ее так, как странная и задумчивая Жюстин.

9 из 10

«Enjoy it while it lasts» — гласит слоган фильма, что в переводе на наш отечественный язык означает «наслаждайся этим, пока оно заканчивается». Не стоит искать в данном слогане много глубинного смысла, хотя из пальца-то высосать еще и не то можно: основных месседжей в сравнительно новом творении мастера два, и каждому из них отец фильма бережно и справедливо уделил примерно равное время, точно разделив фильм на две части, назвав их соответственно именами двух главных героинь фильма: Джюстин, которую великолепно сыграла прелестная Кирстен Данст, и, всё же немного второстепенная сестра Клэр, играемая любимой Ларсом Шарлоттой Генсбур, в окончании чьей фамилии таинственным образом пропала скромная буква «г», произносимая по всем правилам родного ей, то есть английского языка, но скорее всего забытая из-за французского происхождения отца. Части соответственно являются антитезийными отражениями сильных сторон своих заглавных героинь: первая часть, с именем Жюстин, повествует о проблемах социальных, или лучше сказать мирских, а вторая соответственно о проблемах духовных, и реализовано это одним универсальным для всех людей способом: у героев отбирают всё, что у них есть, но перед этим сообщают им об этом, оставляя им парой неоднозначных фраз хлипкую надежду, что внезапно передумают и герои наши останутся нетронутыми восвояси. Композиция построена именно так, как я и оповестила здесь читателя, надеясь что это не послужит хорошим спойлером перед просмотром этого фильма, но я так же заранее предупреждаю, что фильм так и начинается — с апокалипсиса — а всё, что идет позже, для сюжетной составляющей не имеет особого значения, поскольку финал зритель всё же знает. За это поблагодарим ощетинившегося в последние годы на критиков Триера, но не меня.

Как я уже и сказала, фильм, иронично для себя и сатирично для зрителя, начинается с апокалипсиса, чем режиссёр вполне прозрачно намекает нам о том, что в данной картине основным блюдом является отнюдь не сюжет, а то, что он под собой подразумевает, и эмоции, изображаемые актёрами, если проникнуться которыми, вполне можно и расплакаться. Первая часть собственно рассказывает о неудавшейся свадьбе Джюстин и ее жениха, роль которого настолько формально, что его имя запомнить удастся только самым ярым фанатам его/Триеровского творчества. Героиня Кирстен Данст разочаровывается в себе, в родителях, в обществе в целом а позже и во всей жизни, что подталкивает ее на дюже безрассудные поступки. Она мечется от своих истоков к своему будущему и обратно, и, так и не сделав выбор меж двух зол, смиряется с участью, уготовленной всей жизни и значит ей в том числе: смертью.

Вторая часть, вкратце, повествует о борьбе Клэр, ее сестры, с самой собой и надвигающимся финалом. Здесь говорить без спойлеров не о чем, так что оставлю эту тему. Стоит только сказать, что вторая часть намного более жизнеутверждающая, чем первая, и выводы могут показаться очень неоднозначными.

Актёрские работы, выполненные в фильме, буквально все заслуживают похвал. В принципе, можно придраться только к уже буквально заезженной Триером Генсбур: она настолько часто снимается у него, что ее уже тяжело воспринимать как персонажа, лишь как актёра, из-за чего лично у меня были проблемы с восприятием ее роли. Со Стелланом Скарсгардом такого еще не случается, но с в Нимфоманке уже чуть-чуть проявляется. Наверное Ларс просто очень любит этих актёров, благо есть за что, словно Нолан Бейла. Со сценарием маэстро, как всегда, не подкачал: его работа как режиссёра и сценариста до сих пор вызывает шок и трепет. Остаётся только надеяться, что фильмы такого качества не уйдут из фильмографии Ларса вслед за его молодостью, как это было у многих режиссёров современности.

9 из 10

Изящный фильм, с первой минуты погружающий в атмосферу неспешности и тягучести. Очень тонко прочувствованы состояния меланхолии и предчувствия. Поэтому хоть в фильме и затрагивается тема катастрофы, перед просмотром желательно сразу настроиться на то, что там не будет ни захватывающей борьбы за выживание, ни прочего экшена.

Акцент сделан на психологическую и эстетическую стороны вопроса, где маленькие катастрофы человеческой души приобретают большую значимость на фоне катастрофы глобальной, которая по сути так и остается только фоном. Внимание сосредоточено на двух персонажах: сестрах Джастин и Клэр, которые друг на друга совершенно не похожи. Это две разные точки зрения на одни и те же события, которые подчеркиваются разделением фильма на две части.

Первая часть показывает нам свадьбу Джастин — событие позитивное, жизненное, однако настолько же и тривиальное, что героиня буквально задыхается от всего окружающего ее торжества. Джастин вроде и должна бы чувствовать себя счастливой, но не может, потому что депрессия — это не то состояние, от которого можно просто отвлечься.

Вторая часть посвящена Клэр и тому, как она справляется с предстоящей катастрофой, до последнего надеясь, что все обойдется. И это тоже проблема, которую невозможно игнорировать.

Тут и наблюдается контраст, в котором тонкой линией прослеживается и небольшое сходство: обе героини находятся в панике, им страшно, они в ужасе. Вот только Джастин боится жизни, а Клэр — смерти. Поэтому во второй части фильма они словно бы меняются ролями: где одна спокойна и собрана, другая не знает, что делать и куда бежать — у каждой своя стихия.

В фильме также есть интересные детали, которые сначала кажутся незначительными, но позже обретают новый смысл. И в целом, здесь каждый может отыскать что-то для себя: задуматься ли о чем-то, просто насладиться красивой картинкой или же оценить хорошую игру актеров. А музыкальное сопровождение и удивительно красивые кадры способствуют особому завораживающему настроению на протяжении всего фильма.

9 из 10

«Не малахольная! Не малахольная! Как ты можешь так говорить? Да, ее мало холили, мало лелеяли. У девушки были трудные детство, отрочество и юность. Вот и стала меланхольная».

«Да я вообще-то…»

«Сначала кубики бросила и очутилась в игре, а из коробки то дикие звери вылезали, то хищные охотники с ружьем. Тут не только ребенок, а взрослый перепугается. Когда подросла — опять не она виновата: вроде человек попался надежный, с положением, пирожными закормил. Не успела оглянуться, восставший народ уже гильотину затачивает. Как тут радостью жизни пропитаться?»

«Когда я написал «малахольная», я имел в виду…»

«Вот познакомилась с симпатичным парнем — хорошим, добрым. Вдруг — спускается на паутине головой вниз и губки тянет для поцелуя. Тут у кого угодно меланхолия начнется. А ты говоришь — малахольная. Зря».

«Кирстен Данст я таким словом никогда бы не обидел. Я бы ее вообще не обидел».

«Зачем ты тогда написал — малахольная?»

«Это я про картину».

«Картину?.. Фильм? Фильм Ларса? Фон? Триера?»

«Все души прекрасны, даже пребывающие в меланхолии, потому что у них есть возможность из нее выйти. А он не дает шанса… Нужно двигаться, а меланхолия — это бездвижимость… Только то произведение искусства может быть великим, которое будоражит, толкает идти, бороться, а не смакует бездвижимость. А раз оно не великое, значит — мела… мала… Я путаюсь, потому что меня немного смущает кольт сорок пятого калибра, который ты на меня наставил».

***

И еще долго слышались выстрелы, топот ног и крики: «Малахольная!» «Не малахольная!» «Меланхольная!»

5 из 10

Часть 1 — Жюстина

Уж не знаю, возможно ли давать положительную рецензию на фильм, после которого-то и жить хочется с трудом. И такая же тяжесть внутри, что даешь себе зарок, вообще не смотреть фильмы… Такое ощущение у меня было впервые, после просмотра «Меланхолии» Ларса фон Триера больше года назад.

Майкл и Жюстина

Насколько парадоксальны, красивы, просто шедевральны картины, заснятые в замедленном действии. Настолько же проникаешься какой-то нелепой обыденностью, смотря на фильм, снятый с ручной камеры. Это манеры Ларса фон Триера. Это его почерк. Узнаваемый. Кирстен Данст приятно удивила своей такой серьезной, с актерской точки зрения, ролью. Углубляясь в дебри — Жюстина — это имя героини Маркиза де Сада. Было дано не с проста героине, которая списана с Ларса фон Триера. И вообще, образ красивой невесты с подснежниками в руках кажется довольно символическим. Клер (сестра Жюстины) — Шарлота Генсбург, без которой редко обходятся фильмы Ларса, играет довольно рассудительную женщину, которая пытается всем вокруг угодить. И лишь бы всем было хорошо. Особенно ее любимой сестре, которую она «иногда просто ненавидит». Майкл (жених Жюстины) — Александр Скарсгард, неизвестный мне актер играет довольно второстепенную роль, с каким-то отстраненным лицом непонимания, что он вообще делает на свадьбе. Да. Главное действие фильма разворачивается, прежде всего, на свадьбе, где собрались гости. И смешно, иронично, как они ждут жениха и невесту, которые на два часа опоздали, потому что не могли проехать в крутое поместье на огромном лимузине. И то, как относятся к Жюстине ее родная мать (Шарлотта Рэмпинг) и отец (Джон Хёрт). Что повергает ее все больше и больше в депрессию, на ее же свадьбе. И как бы Клер не бегала, и не уговаривала сестру держать себя в руках, ради гостей, все равно Жюстин то запирается в ванну наверху, параллельно со своей матерью. Которая мало того, что резко высказывается относительно свадеб, то говорит собственной дочери, что ей здесь делать нечего. В общем, при просмотре этого фильма стоит отмечать не только межличностные проблемы, того, что за всем этим свадебным пафосом скрыто полностью элементарное человеческое отношение. Даже на ее свадьбе ее работодатель Джек (Стеллан Скаргард), пытается вытянуть из нее слоган, приставляя к ней верного Тима (Брейди Корбет), который ходит за ней с ручкой и бумажкой, тоже вызывает какое-то омерзение. И если в конце концов рассматривать несколько ключевых фраз и настроений героини, сложно самому будет не проникнуться массовой истерией свадебного торжества, утопичностью происходящего на экране и быть отстраненным, по отношению ко всему происходящему. Обратите внимание, как героиня переставляла книги с картинами в рабочей комнате мужа Клер — Джона (Кифера Сазарленда), как будто она наверняка знала где и какие картины находятся, открывая их на нужных страницах. И как точно и отстраненно она называет количество лунок. И все эти свадебные традиции с небесными фонариками, бобами в банке и даже букет невесты, уже перед тем как разошлись гости… И говорит вокруг всем, что довольно и улыбается. «Ты врешь нам всем!».

«Я как будто тащусь сквозь эту серую шерстяную пряжу…».

Не знаю, какими ключевыми моментами можно назвать в этом фильме. Ведь «Меланхолия» вся целиком и полностью состоит из эпизодов и отрывков.

Часть 2 — Клер

«Меланхолия пройдет мимо нас и это будет самое красивое зрелище в истории». Уж не знаю, чем вызваны массовые истерии героев в этом фильме, но не стоит забывать, что меланхолия — это не только упаднические настроения Жюстин, которая больна, а так же планета, под одноименным названием, которая надвигается на Землю. Вот это еще один момент, вокруг которого строится фильм. Здесь приходится как раз думать: смиришься ли ты с этим и будешь ждать конца, или попытаешься что-то переосмыслить. Но то, что что-то происходит чувствует и конь Авраам, которого могла обуздать только Жюстина. И маленький мальчик — Лео (сын Клер), которому приходится находиться рядом. В общем, гнетущее ощущение ожидание неизбежного конца, показанного в этом фильме, к которому никак нельзя правильно подготовиться, отлично передано. Хотя хоть какие-то позитивные ноты вообще нельзя проследить ни в картинке, ни в звуковом сопровождении.

8 из 10

Что может претендовать на звание самого загадочного объекта во Вселенной? Бог? Тёмная материя? Человеческий мозг? Пытаться найти ответ, всё равно что искать смысл жизни.

Есть вещи над которыми страшно и бессмысленно размышлять. Природой задуманы защитные механизмы, а одной из основ функциональности человека является здоровье психики. Фон Триер пытается пошатнуть душевное спокойствие своей «Меланхолией» и предлагает в неспешном ритме окунуться в безысходность.

Планета неминуемо погибнет, но герои говорят об этом как о повышении цен на спички и наблюдают за Меланхолией за ленчем. И пока другая планета ещё далеко, можно и свадьбу сыграть, и бизнесом заняться, и позагорать под луной.

Есть кино о внутреннем освобождении, раскрепощении, о том, как найти себя. «Меланхолия» будто изнанка тех историй. Герои освободят свои чувства, но причиной будет неминуемая, страшная, преждевременная, бессмысленная надвигающаяся на всё и вся смерть.

Автор преднамеренно не даёт шанс на спасение, герои и вся планета заранее обречены. Остаётся принять предложенную роль физиолога и наблюдать за препарированием пока что живой лягушки. Хотите ли Вы посмотреть на реакции обречённого?

В этом фильме я нашла две вещи: первое — опыт Ларса фон Триера, — опыт в переживании обречённости и потери всякого смысла, депрессия автора ощущается во многих сценах. Второе — цинизм. Тот, когда Вам говорят, что Ваши убеждения ничего не стоят и Вы — наивное дитя в этом жестоком мире.

Никаких ответов не будет, их и не может быть в этом фильме.

На ум приходит фраза из «Доктора Хауса»: «С достоинством можно жить, но с ним нельзя умереть». В итоге ненормальный характер Жюстин окажется более достойным, перед лицом Меланхолии, чем у её антагониста, Клэр. И в этом тоже есть доля цинизма. Если пир среди чумы и возможен, то именно Жюстин должна была им насладиться, однако этого не происходит.

Свадьба, мысли о работе перед концом света, секс ради секса — Жюстин поступает как хочет и не останавливается, как акула. Вроде бы Клэр как человек лучше, но она боится самым грязным страхом и Ларс фон Триер показывает, что этот страх есть у большинства людей. Но финал для всех один и он предопределён.

Мне фильм не понравился. Жюстин показана нарочито особой, не серой массой, а той, кто любуется закатом человечества. Единственная сильная Личность. Я не нашла другой цели у этого фильма, кроме погружения зрителя в определённое гнетущее состояние (увы, со мной этот трюк сработал). Я не могла отделаться от чувства, что фон Триер — это Жюстин и он, как тот особый тип людей, что кичатся собственными травмами, говоря что все остальные — трусы. Будто если мир станет рушиться, такие как Жюстин встанут ровно и гордо поднимут голову.

Если кино не даёт катарсиса, пусть будет честным до конца, а не притворяется выше страха, который до поры спит во всех.

3 из 10