Рецензии

Это страшный, опустошающий фильм. После него выходишь на подкашивающихся ногах и не можешь поверить, что Земля еще существует, а Солнце светит все так же ярко. Кажется, что с последними кадрами закончилось все и в реальной жизни. Выходить из кинозала странно и страшно.

Эта история о двух сестрах, хоть и разных, но испытывающих удивительную, мало с чем сравнимую гамму чувств. Фильм поделен на две части, и каждая из этих частей посвящена одной из девушек. Одна из героинь не знает, что к Земле приближается планета, а вторая этого страшно боится.

Но, несмотря на это, нельзя сказать, что у первой все хорошо. На первый взгляд может показаться, что она счастлива, что она смело идет к своей новой — успешной и счастливой — замужней жизни, но это только на первый взгляд. За лучезарной улыбкой скрывается такой страх и такая неуверенность и страшная усталость, что хочется бежать. Неважно куда, лишь бы бежать. И героиня Кирстен Данст все время бежит, будто ищет спасения. Она как представители животного мира — чувствует угрозу, но не может окончательно осознать ее. Она боится. Неосмысленно. Но этот страх приводит ее к тому¸ что она начинает рвать все гнетущие ее связи, будь то нелюбимая работа или теоретически любимый муж. Казалось бы, она ничего не делает, но все вокруг нее рушится, и она начинает рушиться вместе с окружающими ее вещами. Она не пытается сбежать от себя, она вообще пытается сбежать, хотя и не понятно, куда.

В этой — первой — части фильма герои будто еще не знают об опасности. И поступки Джастин кажутся странными и глупыми. А ее сестра будто действительно боится всего лишь за устроенный ею праздник. Но истинные мотивы поступков героинь становятся ясны во второй части. Тогда и выплывают страхи Клэр перед планетой, которая должна пройти мимо, хотя и не пройдет, что было сказано еще в первые минуты фильма. В этой второй части вокруг нет пестрого роя гостей, никто не рвется поздравлять, мучить, никто не нарушает того мира, в котором живут сестры. Такое впечатление, что весь мир, все люди планеты ограничиваются только этой семьей. А вне их поместья нет вообще ничего. Что все эти люди, что буквально вчера были на свадьбе, уже не существуют — что они растворились, исчезли. Или что их не было вовсе.

Джастин кажется уже почти неживой, несчастной, не могущей даже ходить. Она оказывается близка к природе, она чувствует приближение опасности. Не зря она говорит, что многое знает. Страшная депрессия сменяется для нее спокойствием, удивительным спокойствием обреченного человека. А ее сестра, напротив, переживает, мучается, надеется. Казалось бы, бояться нечего, но сестры чувствуют что-то нехорошее. Они оказываются оторванными от цивилизации. Кто знает, может, остального мира уже нет?.. У них не получается покинуть поместье: лошади не хотят пересечь мост, машины не работают, а то странное средство передвижения, что еще ездит, все равно ломается перед мостом. Их дом становится для них и тюрьмой, и склепом, и убежищем. Исчезнувшее электричество лишь усиливает впечатление оторванности от всего мира, впечатление отсутствия жизни за пределами этого дома.

Сестры меняются ролями: теперь уже другая пытается бежать куда-то, хотя очевидно, что бежать некуда. Вторая спокойна. Она освободилась уже от всех земных уз, оставшись с самыми близкими людьми. Удивительно, как женщины в этой картине, при всей их внешней слабости, истеричности, оказываются сильнее, чем мужчины. Как они, хоть и боятся, но находят в себе силы спокойно ждать окончания истории, не пытаясь найти простых решений.

Вся эта гамма чувств: надежда, отчаяние, освобождение, паника — вся она показана в одной картине. Всю ее переживают всего лишь две женщины. Весь ужас и неотвратимость происходящего передает всего одна мелодия, звучащая то тише и спокойней, то громче… В остальное время картинка странно обычная. Она трясется, закадровой музыки нет. Будто мы просто подсматриваем в замочную скважину за сестрами. Но музыка, появляющаяся в важные моменты, возвращает нас к мысли, что все конечно. Что жизнь конечна. Даже жизнь миллиардов людей. Фильм заканчивается тем, чем и начинается. А после — пустота. Тишина. Абсолютная тишина и строгие, безжизненные титры. Ничего больше нет. Все кончилось.

Из зала зритель даже не выходит: выползает на подкашивающихся ногах и с абсолютной пустотой в душе. Выйдя на улицу и подняв глаза к небу, он буквально счастлив просто тому, что он жив, и что все виденное — всего лишь фантазия.

10 из 10

Для этого фильма название мизантропия мне кажется подошло бы не меньше чем меланхолия.

Как выглядит жизнь самого обычного человека, или как он себе ее представляет если еще слишком молод? Карьера(за частую не любимая работа), брак(не всегда по любви, да и она часто проходит). И вот так всю жизнь, делаешь то что не нравится, но приносит прибыль, и живешь с человеком, которого не любишь, но с которым надежно. Что произошло с главной героиней, что она вдруг поняла бессмысленность такой жизни, Триер не объясняет, он лишь показывает открытыми глазами главной героини всю мерзость этого мира, на примере ее родственников, впрочем которые тоже видят, но предпочитают не замечать.

Самым первым на кого у главной героини открылись глаза это ее будущий муж, на первый взгляд это самый положительный персонаж этого фильма, добрый, скромный, во всем положительный, но в тоже время это безвольный, плывущий по течению, не далекий человек, который придумал себе мечту, самую обычную «американскую» и решил заманить в нее главную героиню, как недостающий элемент, но при этом абсолютно не чувствующий, не понимающий ее. И обижается на нее когда она начинает действовать не по его придуманному сценарию.

А такой сценарий был у многих ее родственников, и казалось бы в самый главный день в ее жизни ей предстояло выполнять то представления родственников об этом дне:

сестра — видела героиню как элемент развлечения гостей,

муж сестры — видел объект в который вложил деньги

шафер — начальник — видел работника приносящего прибыль даже во время свадьбы

мать — ей было противно все происходящее

отец — ему было безразлично.

Героиня оказывается в состоянии когда жить по старому она не может, а по новому не знает как, да и вряд ли есть этот другой способ.

Хотелось бы провести параллель с фильмом «древо жизни», в котором режиссер оставляет выбор по какому пути строить свою жизнь, добра или зла, Триер такого выбора не оставляет, в его фильме люди населяющие планету переполнены пороками, сама жизнь это зло.

8 из 10

Фильм произвел сильнейшее впечатление — в отличие от сумрачного и мутного «Антихриста». Две части фильма сняты и поставлены в разной манере- первая серия про неудавшуюся свадьбу психически неуравновешенной героини Кирстен Данст, вторая — чистый саспенс про надвижение планеты на Землю: катастрофа слайдами под музыку Вагера показана в начале. Собственно, саспенс не в последнюю очередь позволяет смотреть статичные последние тридцать минут с неослабевающим интересом — как Триер изобразит агонию перед неизбежностью — но и неизбежно ослабляет впечатление от второго просмотра, когда все более -менее известно. Сочетание ручной камеры большей части фильма с постановочными кадрами природы под музыку Вагнера делает фильм визуально прекрасным. Собственно, при многозначности трактовок режиссерского замысла, мне «Меланхолия» показалась фильмом религиозным: перед Апокалипсисом светские условности, семейные ценности, воспитание, психическое здоровье сущие пустяки и неплохо бы помнить об относительной ценности этих социальных институтов.

Вместе с тем и совсем мизантропичным фильм не назовешь: намеренный акцент на красоту (и даже красивость) умирающего мира не позволяет солидаризировать автора со словами одной из сестер, что жизнь на Земле не жалко. Кирстен Данст великолепно органична и после Эмили Уотсон является наилучшим снятым женским образом у Триера. Помню и о Кидман и Гинсбур хороша (в смысле актерской техники), но Данст прямо-таки киногенична как животное, невероятно разная в разных кадрах. Камерный в целом фильм психологизмом, напряженностью, необычностью авторской трактовки социума, контрапунктом и усложнением структуры подтверждает репутацию Триера как выдающегося самобытного мастера кино, которую сами по себе никакие скандалы не отменят. Уж не знаю, что там снял Малик, но вручение приза только Данст (заслуженного на сто процентов) в Каннах — сущее безобразие. Лучший, на мой вкус, фильм Триера после «Рассекая волны».

9 и 10

Человечество погубит меланхолия. Именно эта идея, на мой взгляд, положена в основу фильма. Но не стоит воспринимать её однозначно. Мне бы хотелось думать, что Триер снял фильм — предупреждение, но я понимаю, что это далеко от истины. Скорее это попытка перевернуть представление о конце света. Развенчать ужас смерти и представить конец света как освобождение от ужаса жизни. Ужас жизни больше ужаса смерти.

Замечу ещё один момент: событийная хроника фильма. Картина начинается с того, что нам показывают её конец. Т. е. мы видим конец как начало, как будто утверждается ещё раз идея смерти как освобождения. А носителем и доказательством этой идеи становится Джастин.

1.Меланхолия для Джастин — это что-то внутри неё самой (inside). Это то, что терзает её душу настолько, что заставляет её на наших глаза, за считанные часы, разрушить собственное благополучие: расстроить свадьбу, бросить работу (то, за что мы держимся и о чём мечтаем в нашей); и наконец, в какой-то момент, делает для неё мучительно трудным просто открыть глаза и приподнять ногу, чтобы перешагнуть через край ванны. И об этом часть 1.

Меланхолия для Клэр — это что-то снаружи, во внешнем мире (outside). Это болезнь её сестры, эта название планеты, приближение которой угрожает её семье, а главное жизни её ребёнка, тому, что для неё как матери и составляет саму её жизнь. И об этом часть 2. Однако, именно, во второй части гибнут обе сестры (если брать кадр, а не то, что осталось за ним, т. е. гибель всего человечества). И здесь в первую очередь интересно отношение обеих сестёр к своей смерти: эпизод в комнате, когда Клэр обсуждает с Джастин как будет «прилично» умереть. Здесь и полностью раскрываются личности сестёр, здесь мы видим их отношение к смерти, и здесь же Джастин говорит о главном: ужас жизни больше ужаса смерти.

2. Хочется отдельно поговорить о некоторых деталях. Отметить особенный, триеровский смех, который как нельзя лучше звучит именно на свадьбе Джастин. Меня не так интересуют эпизод с лимузином и, например, эмоциональным организатором, хотя я вижу в них значимую роль шуток, снимающих напряжение гнетущей атмосферы, которую создаёт вокруг себя невеста. Интересны «выходки» Джастин, которые вызывали смех у зала на протяжении всей первой части. Они, действительно, не могут не вызвать улыбку, но это смех «убивающий». И это со всей ясностью встаёт перед нами, когда свадьба заканчивается, и мы видим, как болезнь одолевает девушку. Видим и уже по-другому можем оценить её поступки, яснее представить себе, что же такое сидит внутри Джастин, что, буквально, против её воли заставляет её разрушать собственной счастье. И здесь важно пройти через этот смех, как через барьер, чтоб достичь понимания. Посмеяться, но ужаснувшись, понять.

3. Вообще образ Джастин сложный, «сложенный из многого». Можно начать с того, что режиссёр даёт нам чёткую параллель Джастин и гамлетовской Офелии (кадр: невеста в реке; картина если не ошибаюсь, Милле «Смерть Офелии», которую сама Джастин помещает в комнате, где потом уснёт). Что объединяет этих двух девушек? Во-первых, обе не выдержали ужаса, что творился в мире вокруг них и получили расстройство психики. Во-вторых, вспомним, что в «Гамлете» Шекспир связывает мотив мудрого безумия, по крайней мере, с двумя образами: Гамлета и Офелии. О том, насколько подлинным было безумия Гамлета, и насколько он не отдавал себе отчета в своих поступках, я уже рассуждать не буду. Но в подлинности того, что уж Офелия точно помешалась рассудком — сомневаться не приходиться, также как и в том, что в этом помешательстве она открывает для себя двери правды (правды, которую она смогла вынести, только сойдя с ума). И здесь я ещё раз вернусь к эпизоду разговора двух сестёр о том, как лучше умереть. Там есть мелковатый, но важный момент, напоминающий об абсурдной бобовой свадебной лотерее, в которой надо угадать количество бобов в бутылке. Это было практически нереально сделать, но ведь кое-кто знал, сколько на самом деле их в бутылке. «Я очень многое знаю», говорит Джастин и после, в разговоре с сестрой, даёт нам свой холодный, жестокий, но по-триеровски правдивый взгляд на жизнь,.

Уже, пожалуй, совсем кратенько об именах ДжастИн. Очень уж оно напоминает мужское ДжАстин. Случайно ли? Может и да. Только в фильме мужские образы выглядят слабее женских. Вспомним легкомысленного отца Джастин, и мужа Клэр, который покончил свою жизнь не совсем естественным образом. А теперь посмотрим на деспотичную мать сестёр, на Клэр с хорошей жизненной хваткой, и Джастин, поведение которой перед лицом смерти много говорит о силе характера. Ещё о ней же: как вам прозвище, которое маленький племянник придумал для своей тётушки? Не путаю, он звал её «тётушка Стилбрэйкер»? А пишется это по-английски видимо так: Stillbreaker? Т. е. «ещё разрушитель»(лучше «всё ещё разбитая»). Любопытно, да? Особенно учитывая душевное состояние тёти.

Послесловие:

Разве легко понять внутренние проблемы Джастин, когда рядом её сестра Клэр в отчаяние, не зная, что будет, ищет для своего маленького сына выход, которого нет? Но чем же, если не любовью были люди живы до сих пор и «заслуживают» жизни? Слишком эгоцентричным видится конец света, такой естественный для Джастин, способность любить, кстати потерявшей (особенности меланхолического состояния). Людей, на самом деле очень многое держит на земле. Падая, мы падаем на землю, и таким образом у нас всегда остаётся возможность подняться. Если не для себя, то для других. В Клэр я вижу любовь — и по-моему, это очень большое чувство и огромный стимул к тому, чтобы жить и пытаться делать жизнь лучше. Он слишком большой, чтобы его можно было так запросто перечеркнуть и отойти на покой в смирении, больше того: полным удовлетворения. Умереть по собственному желанию, — в этом я вижу эгоцентризм самоубийцы, который не должен становится единым порывом для всех. Правда, здесь же встаёт вопрос: но вдруг мы уже в какой-то мере и есть самоубийцы, когда позволяем себе спокойно проживать ту страшной жизнь, о которой говорит Джастин? И поэтому то конец света — это идеальный поворот событий, для того, чтобы прервать наше убогое существование? Эдакий позитивный взгляд на смерть, а? Чтобы не оставлять вопросов в конце, тем более таких, напишу, что это всего лишь вопросы, на который Триер всего лишь дал свои ответы. А решение остаётся за каждым из нас.

7 из 10

Фильм «Меланхолия» не менее скандального, чем датского режиссера Ларса Фон Триера захватил весь зрительный зал. На ближайшие 130 минут всех неминуемо накроет меланхолия, и даже самый стойкий зритель найдет в себе хоть каплю грусти. Фон Триер не обманул, пообещав «no more happy endings», и рассказал свою историю конца человечества, сняв ее в двух частях.

Нужно сказать, что сам фильм придется читать. Рассказ ведется на английском языке в сопровождении русских субтитров. Это создает особую атмосферу для картины. Фон Триер предлагает читать не сами диалоги персонажей, а их сложные характеры; выстраивает вокруг своих многочисленных героев хитросплетенные конфликты.

«Меланхолия» — это история о двух сестрах, прообразы которых взяты из пьесы Жана Жене «Служанки», Жюстин и Клэр. Героиня Данст, Жюстин, с быстротой астероида теряет навсегда свою любовь, отца, работу и себя во время своей свадьбы. Ряд очень странных поступков помогают ей прийти к не самому радужному заключению, что «мир — зло», и его уже не спасти.

Ее сестра сходит с ума гораздо медленнее. Логику ее поступков и страх перед надвигающейся планетой хотя бы можно понять: у нее есть муж и сын, они счастливы, ей есть, что терять и кого любить на планете Земля. Вот только трепет перед «Меланхолией» накрывает ее стабильными и частыми волнами, а разговоры с сестрой не оставляют надежд перед страшным концом. Пик ее меланхолии можно наблюдать, когда она делает своеобразный круг почета по лесу на руках с сыном, но в отчаянии возвращается домой встречать конец света с сестрой и сыном.

Свадьба главной героини Жюстин с каждой сценой превращается в театр абсурда.

Второстепенные герои фильма сыграли свою роль в развитии сюжета картины. Все начинается с жутковатой по накалу сцены с поздравлением жениха и невесты, которая заканчивается ссорой, ясно, что не первой, стервы-матери и глуповатого отца двух сестер, который своим идиотским поведением становится вдохновителем скандала, а мать его с радостью подхватывает. Эту сцену можно пересматривать вечно, если бы в ней не было столько трагичности и необъяснимости. Кстати, именно от своих родителей Жюстин ждет поддержки и помощи, но ей не суждено дождаться от них теплых слов.

Прекрасная игра Стеллана Скарсгарда в роли акулы рекламного бизнесы дарит «Меланхолии» юмор. Рекламный агент Скарсгарда самый забавный, земной и циничный герой фильма. После стремительного исчезновения его героя со свадьбы, мне стало по-настоящему грустно, потому что я понимал, что больше смеяться будет не над чем.

Особую атмосферу фильму Фон Триера придает музыка Вагнера из прелюдии к «Тристану и Изольде». От щекотного и холодного произведения кидает то в холод, то в жар, и, конечно, хочется послушать ее еще раз.

Ларс Фон Триер, как вдохновитель идеи стремительно погибающего мира, показал не столько апокалипсис человечества, сколько гибель людей еще при жизни для самих себя и своих близких. Перед столкновением с планетой «Меланхолия», он уничтожил характеры и превратил веру в труху и пепел. Красота убийства по фон триеровски заставляет верить, что жизнь после смерти есть, что ее не может не быть.

Пшик

P.S.

Этот фильм напоминает беседы дальних родственниц на семейных торжествах: драматичные, понятные и близкие каждому истории, от которых так хочется спать.

Есть мнение, что настоящее искусство должно быть сложным и потому — довольно скучным. Т. е. все, кого ни спроси, обожают классическую музыку и Вергилия, а чтобы расслабиться смотрят комедии-пустышки или читают макулатуру, потому что привыкли внимать с почтением: спина прямая, ноги вместе, в носу не ковырять…

Но те, кто преодолел этот страх в детстве, вдруг обнаруживают, что и великое может быть смешным, увлекательным и понятным. Тот же Триер: «Танцующая темноте» — злая сказка с магией песен, «Догвиль» — кровожадная комедия, по накалу страстей сравнимая с футбольным матчем.

«Меланхолия» — ээ… затянутый видеоклип на музыку Вагнера или реклама резиновых сапог.

«Великолепная игра Кирстен Данст», «отличная режиссерская работа», «потрясающий сценарий» — да ладно! Кто может позволить себе преподнести этот душистый вампук? Кинокритик с театральным образованием, актер с пятеркой по худ. мастерству? И главное — зачем все это «прекрасное» и «восхитительное» нужно, если тоска и резина…

По необъяснимым причинам наша невеста — копирайтер, не сказавший за весь фильм пары толковых фраз, другая замужем за владельцем замка и любителем телескопов, из остальной публики вспоминается только конь с красивой кличкой (что-то там на «а»). Все ни за чем, никаких потому что. Жизнь, страх смерти, конец.

Как известно, скрытый смысл и глубинный подтекст можно выжать из чего угодно: белокурая фроляйн Данст и брюнетка Генсбур (с заметной примесью папиной крови). Голубая планета «Меланхолия» пряталась с другой стороны солнца, а теперь несет смерть, красивая, словно младшая сестра Земли. Назидательный Вагнер, заснеженный Брейгель, раскрытые книги, пустеющий дом…

Но зачем?

Зачем уныло роскошная свадьба, подробные силуэты гостей, невеста белым пятном, 18 лунок для гольфа, конец света … Может, это такой новый формат — снимать все подряд, оставляя зрителю самому придумывать смысл? Киноконструктор, раскраска, кроссворд.

Да, во всю эту бессмыслицу веришь. Люди выразительно живые, настоящие: болтают, смеются, чавкают. Вот и все.

Триер снова показывает нас беспощадно и убивает — красиво.

Фильм разделен на две части, так сказать, истории двух сестер.

К Земле летит планета Меланхолия, которая совершит петлю длиною в один день, пролетит около Земли и таки вернется и столкнется с ней. Кто-то встретит свой конец безмятежно, спокойно и даже безразлично ко всему и всем, а кто-то попытается спасти свою семью, детей. Ведь все дело в характере, точке зрения и… собственной психике.

Но конец неизбежен, это становится понятно с самого начала, когда «заставкой» идет замедленная съемка. Будто ожившие фотографии. Затем рассказывается вся история — свадьба, пребывание в доме сестры, разглядывание в телескоп бесконечно прекрасной, даже какой-то умиротворяющей своим видом Меланхолии. И затем снова — конец света.

Все это монотонно, как бы подготавливая зрителя к финальному аккорду.

Два часа красивой картинки под классическую музыку пролетают практически незаметно.

P.S. Мне кажется, что, когда случится конец света, то он случится именно так.

Сразу оговорюсь, что неравнодушна к фильмам с осмысленно-плохим концом. Нет-нет, что касается жизни, то я вовсе не жажду смерти от огромной голубой планеты величиной в тысячу раз превосходящей нашу. Но в кино, да. Тянущееся бесконечно, медленное, оставляющее где-то внутри отвратительно-тяжелое чувство. И я терпеть не могу Кирстен Данст.

Фильм-катастрофа, но в отличии от пресловутых «Послезавтра» и «2012» личностный и от этого ценный. Думаю, его можно рассматривать с нескольких точек зрения. Во-первых, конечно, с сюжетной — скорый конец света и люди, которые чувствуют его приближение. Изматывающее состояние Джастин, диалог с сестрой о серой шерсти, из-за которой ей якобы тяжело передвигаться и, как водится, полное безразличие окружающих. Вторая сторона — это разрушение личности человека, где каждый образует мир. Плюс «говорящая фамилия» — Меланхолия. В итоге получаем, что «жизнь на Земле — это ад» и «никто не будет скучать по жизни на Земле». И третье, взгляд автора и на то и на другое, помноженное на личные соображения, идеи и тараканы. Лично мое впечатление, Триер отводит себе здесь место Бога. От того, что никто из участников действия ему на самом деле не симпатичен, так же как и на всей остальной территории земного шара, он насылает огромную Меланхолию. По крайней мере, это можно предположить, зная личность режиссера. А может и наоборот.

Больше всего впечатлили первые кадры, которые практически не двигаются. Особенно тот, что иллюстрирует «шерсть у ног». Может банально и прозаично, но мне понравилось.

И все понятно, но так хочется наблюдать за этим медленным, безальтернативным, но красивым разрушением человечества.

Актерская работа убедительная, особенно хочется выделить Шарлотту Генсбург. Для Данст эта роль так же удачна, потому что ее, подходит.

Говорят, что картина больше похожа на мейнстрим, чем на Триера. Говорят, что перекликается с другими его работами.

Не знаю, не могу ни согласиться ни опровергнуть.

Мне понравилось.

8 из 10

Очередной шедевр, главного артхаузного режиссёра планеты.

Фильм состоит из эпилога, первой части, второй части.

Всё начинается пышной (очень дорогой) свадьбой. Гости пьют из горла Хенесси, танцуют, и веселятся, а единственный кто всё портит это невеста, впавшая в депрессию чуть ли не самого прихода. Дальше только хуже. Но фильм не о меланхолии, и не о семье, и даже не о конце света.

Триеру снова удалось взломать мозг зрителя, но на этот раз одной темой «Мир — Зло» не обошлось. Можно конечно взглянуть с другой стороны, и заявить что это полный бред, а не фильм: он затянутый, пошлый, бессмысленный (для кого-то), депрессивный. Но такова жизнь на самом деле.

Во второй половине фильма в доме остаётся четверо: сёстры, муж и ребёнок. Все они части одного целого, которые обязательно умрёт, потому что бессмертный людей нет.

Сам человек здесь метафорически представлен в виде огромного особняка в котором, периодически веселятся, сходят с ума, изучают, и пытаются вырастить сына.

А зло — это не то что убивает людей, или разрушает города, это то что заставляет нас разрушать города и убивать, то есть наша природа. Вот такая амбивалентность.

Разумеется фильм можно трактовать и по другому, а можно и вообще его не смотреть.

Разворошив осиное гнездо в Каннах-2011, пожалуй, самый провокационный и злой (в ряду широкоизвестных так точно) режиссер современности — Ларс фон Триер — предстает в «Меланхолии» не просто спокойным малым, но и более того добряком и (да-да-да!) гуманистом. Запрятав известные ножницы и говорящих лисиц на верхние полки картотеки собственных болезней, датчанин выдает чуть ли не самый свой добрый фильм о том, что мы все конечно умрем рано или поздно, но жить прекращать от этого не стоит, а то есть шанс умереть раньше положенного.

Доказав еще в «Антихристе», что он умеет снимать не только живой камерой, Генделя слышал, может свет красиво выставить и пиксели пририсовать — ну в общем с чувством прекрасного у датчанина не так плохо, как многие думали, — в «Меланхолии» Триер доводит эту самую художественность до формата глянца или гламура. Данст в подвенечном платье с декольте (лопни мои глаза!) проплывает с букетом ландышей, камера с высоты птичьего полета показывает лошадей, несущихся сквозь туман, на небе одновременно сияют Луна и планета Меланхолия. Что особенно удивительно, так это то, что Триер даже «догму» тут снял так, что по-хорошему подобную стилистику хоронить можно: в той же сцене с двумя «светилами» режиссер без разбору хватает ручную камеру и ведет героев по поляне, залитой белым и синим светом. Заведомое обречение всей этой красоты на погибель (а об этом датчанин в первые минуты фильма выскажется со свойственной ему бескомпромиссностью, разнеся Землю в щепки) предает происходящему на экране особый тон (неслучайно созвучное Бергману ожидание смерти), вот тут-то и становится жалко и себя, и планету, и даже двух сестер, каждая их которых с ума по-своему сходит.

Любопытно, что во время съемок «Меланхолии» вокруг фильма создалось плотное облако мнений, продиктованное (помимо самой по себе фигуры великого провокатора и тем более «Антихристом», ставшим зубодробящим клином среди не только киноманов, но и «триерфилов», ставшими отныне мерить фильмографию датчанина «до» и «после») еще и тем, что режиссер признался, что устал снимать хэппи-энды и снимет что-то по-настоящему грустное. Грусть Триера — дело страшное, кровавое и, как правило, заумное донельзя, поэтому на просмотре зритель вроде как должен затаиться, сдвинуть брови и сидеть на низком старте, чтобы убегать с сеанса. Но, как водится, Триер всех обманывает и щурится в очки. Шутки для умных про «я не могу найти разводной ключ» интонируются в более народные про бездарных дизайнеров, водителя лимузина на извилистой дорожке или Удо Кира (у которого на весь фильм один жест, но такой, что люди им большинство жизненных ситуаций решать смогут). Герои фильма и вовсе смотрятся в меру нормальными людьми (поначалу «Меланхолия» и вовсе смахивает на «Торжество» Винтерберг, и кажется, что сейчас из шкафов скелеты полезут, а их все нет и нет), что даже жалеешь, что тебя на свадьбу не позвали. Да и всякие смысловые акценты — вроде падающих с неба птиц или лошади по имени Авраам — здесь даются режиссером скорее впроброс, не требуя к себе внимания и не рискуя оставить зрителя что называется «не в теме».

Однако, при таком толстом слое форменной попсы, «Меланхолия» привлекает поразительно тонким внутренним устройством, которое на поверку оказывается действенным терапевтическим средством, а не гомеопатическими камушками. Триер, видимо решивший продолжить еще какое-то время экранизировать собственную медицинскую карту, вновь выдает частное такими широкими жестами, что едва вписывается в масштабы Вселенной. Совершенно не стесняясь прямых аллегорий, режиссер называет огромное небесное тело, которое убьет всех и вся, одним из видов психических расстройств, а вслед за этим одна депрессия притянет на свою голову другую — побольше и поувесистей. И вот тут, простая библейская истина — «уныние — грех» — доведенная до гротескной формы, обернет историю болезни Триера в эсхатологию, которая крепко даст по зубам всем: конец света не в планетах, а в головах.