Рецензии

Кшиштоф Кесьлевский предлагает зрителю философскую драму об утрате любимого человека, измене, апатии к жизни и тому подобное. Полтора часа тянутся как три, причем даже в такой небольшой хронометраж сценаристы умудрились вставить с десяток ненужных и необоснованных моментов. Крупные планы и музыкальное сопровождение давят на мозг, а действительно сильные сцены фильма можно пересчитать на пальцах одной руки.

Конечно, фильм плохим и бессмысленным назвать нельзя. Но, поднимая животрепещущие темы, первая часть трилогии о цветах французского флага эмоций абсолютно не вызвала. Концовка, которая должна была стать приятным завершением умного фильма — под стать всей картине, скучная и ничего не объясняющая. «Три цвета» можно с успехом демонстрировать философам, которым такое смотреть приятно и интересно. Я же, к сожалению, к философии отношусь прохладно, и, вероятно, поэтому впечатлений не получил и о жизни не задумался.

Этот фильм — неделимая фраза, взгляд, цвет, снимок лучших чувств человеческой души. Это и очень феминистский фильм, свидетельствующий о неимоверных усилиях и испытаниях женской воли, это фильм, где героиня растворяется в действительности, а действительность со всеми её утратами и страхами — в душе героини.

Выдержанный тон повествования присущ всему творчеству Кесьлевского, и в этом отношении фильм «Три цвета: синий» — не исключение. Внутренний метроном, оформляющий развитие, как всего рассказа, так и каждой его индивидуальной истории, чётко обозначенная дистанция между видимым и видящим, предельная ясность, чистота сцен — черты неповторимой режиссёрской манеры, ближе всего к которой, наверное, «взгляд в замочную скважину» Андрея Звягинцева.

Ключевая эмоция фильма — страдание. Это — голое страдание, незаслуженное, калечащее. Фоном его служит торжественная идея объединения Европы, которое хотел восславить своей музыкой погибший муж героини. Но чтобы объединение принесло пользу, люди должны к нему быть готовы, должны объединить в себе самих свои лучшие чувства и качества, стать полезными сами по себе. Жюли к этому идёт, переламывая себя и вникая в заботы других, мало знакомых с нею людей, помогает им. Это даётся ей сравнительно легко, пока она не наталкивается на шокирующую новость о своём муже. Снеся и этот удар, героиня снова начинает интересоваться музыкой — концертом, над которым трудился покойный, так его и не закончив. Пережив мрак и не сдавшись на милость отчаяния, героиня, пусть и с тоской, но смотрит в глаза настоящему, сделав для себя возможное — вновь возможным и тёплое — снова тёплым.

И звуки того концерта в финале соединяют несколько картинок, передающих вместе с атмосферой неустроенности, разъединённости человеческих судеб и их высшую красоту, таинственность, независимость. К этим судьбам Жюли, искавшая спасение от смерти в самой жизни, была причастна. И, хочется верить, она осознаёт, что быть причастным к ним — есть счастье.

Своеобразный симбиоз французской школы драматургии в сочетании с польским энтузиазмом, явил на свет трилогию, где связующим звеном становится символика оттенков синего, цвета неба и морской глади, цвета размышлений и совершенствования. Даже от названия фильма уже становится глубоко и прохладно.

Трагическая история молодой женщины в одночасье лишившейся семьи и смысла жизни, всегда воспринимается как нечто личное, ибо так или иначе мы примеряем на себя все, что видим на экране, поэтому рассуждать что в фильме присутствует глобальная мысль, не звучавшая ранее, не придется. Это взгляд изнутри, вырванный из жизни обычного человека, и доведенный до абсолютизма. Спектральный диапазон, взятый за основу, подчеркивает все эмоциональные колебания, то переходя от синего к почти черному, то разбавляя его до нежно-голубой лазури. Эдакое глиссандо в исполнении великолепной Жюльет Бинош, благодаря которой интерес к картине много больше, нежели могло бы быть, однако данное суждение основано исключительно на личных убеждениях.

Сюжетная линия разворачивается сразу после автокатастрофы, затем описывает кружок, и возвращается в исходное положение, что опять же можно расценить как символ исцеления, принятия. Вообще попытка выразить всю непостижимость сущности посредством образов настолько очевидна, что некоторые моменты так и остались несогласованными с общим действием. Индивидуальный подход – это здорово, но местами было вычурно. Взять хотя бы эти тяжелые коды, звучавшие каждый раз в условно обозначенном финале, но по факту выполняющих роль ударений, на которых так старательно делает акцент учитель первого класса при написании диктанта. Зрителю нужно доверять, а не пытаться выделить каждую мысль особым способом в стремлении донести её.

Тема любви также вызывает противоречивое впечатление, с одной стороны великодушные поступки главной героини, а с другой разочарование по поводу её погибшего мужа. Режиссёр рукотворно стирает грань между возвышенным и земным, превращая гениального композитора и порядочного семьянина в обыкновенного полигамного представителя мужского пола. Этот нюанс, само собой, прибавляет остроты и переживаний, потому как каждый посочувствует подобному открытию после безвременной кончины обожаемого супруга, но это же самое обстоятельство превратило нашу стойкую Жюли в блаженную мученицу, готовую поступиться своими интересами.

Так или иначе, подобный поворот событий не находит отклика в душе, но зато оставляет ощущение амбивалентности всего происходящего, что дает гомерический простор для размышлений на таких мероприятиях как Венецианский кинофестиваль.

Свободу мы обретаем в единении. Желание остаться одному, окунуться в омут своих мыслей иногда так часто возникает в нашем сознании. И порой, кажется, что только в этом мы найдем свое истинное спасение. Мы силимся разорвать все связи, слиться с толпой, стереть свое имя. Но собственный разум не даст покоя. Оцепенение, давящая как груз пустота затормозят движение времени, а значит, и жизни. Еще страшнее, когда это затворничество не результат усталости от внешнего мира, а непоправимый исход событий, в результате которого ты остался совершенно один. Нет дороги назад и не к кому вернуться, так как нет ни дома, ни семьи, есть только ты и тысячи других людей. В таком положении оказывается Жюли, потерявшая мужа и дочь в автокатастрофе, связь с прошлым, со своей мамой, которая находится в доме престарелых и не узнает ее.

Музыка Збигнева Прайснера, синий цвет и эмоциональное состояние главной героини являются тремя опорными точками в этом фильме. Тупая боль, душевный крик, внешнее безразличие Жюли наполняют зрителя, находящегося по ту сторону экрана. Синий — цвет забвения, всепоглощающая тоска, смежная с безразличием и опустошением. А музыка, музыка воскрешает.

Музыка и спасла Жюли, а именно заключенные в ее нотах дух единства и сострадание. Бездействие в отношении незнакомца, который постучался к ней в дверь в надежде спастись от хулиганов, отказ подписаться под прошением жильцов выселить Люсиль, уничтожение партитуры — все это было продиктовано стремлением создать полную изоляцию вокруг себя. Но и то, что Жюли не открыла дверь незнакомцу и не поставила свою подпись, не является результатом ее состояния. Здесь уже затронута другая тема, та самая тема братства, единства, участия в жизни друг друга — одна из ключевых наряду с темой свободы. Ведь не только Жюли не открыла дверь просившему о помощи, но и другие жители дома. Их оцепенение другого характера. Все же Жюли по природе человек щедрый и соучаствующий. Именно она дает кров и будущее любовнице своего мужа и их ребенку, и только она после долгих колебаний все-таки выбегает на лестничную клетку, чтобы помочь незнакомцу.

Постепенно, шаг за шагом главная героиня исчерпывает свою боль. Жизнь возвращает нас, что неоднократно подтверждается на протяжении всех трех фильмов (эпизоды, где старушка и старик настойчиво пытаются засунуть бутылку в мусорный бак), жизнь все равно воскресит в нашем сознании страдания, от которых мы так рьяно бежим, заставит прочувствовать все до конца (дети в бассейне, мышиный выводок в доме главной героини, синяя стеклярусная люстра, напоминающая о дочери и прошлом). Жюли отзывается на помощь Люсиль, а также и Оливье. Отношения между последним и главной героиней нельзя назвать истинной любовью. Жюли не любит, но понимая, что любима, отзывается на чувства другого человека.

Кто истинный автор «Объединения Европы» и других произведений — Жюли или ее муж — остается тайной. Термин авторства здесь следует опустить. Скорее всего, гений Жюли как композитора был несколько оттеснен фигурой ее мужа, но ключевое здесь не соперничество, а именно объединение. И эта музыка, содержащая в себе светлую печаль и торжество бытия, является путеводной звездой для тех тысячи людей и Жюли, для Люсиль, для Оливье, для Антуана, для флейтиста. Нам не дано стать свободными от чувств и воспоминаний, как бы мы этого не хотели. Свобода здесь есть взаимопомощь, понимание, душевное единство, излечение от собственных терзаний.

Великолепная синяя стилистика картины, декадентский образ актрисы Жюльет Бинош и величественная музыка композитора Збигнева Прайснера, как связующая нить. Как закройщик режиссер Кшиштоф Кесьлевский продел эту нить сквозь сценарий, не позволив листкам разлететься, и как иголка героиня Жюли нам покажет историю Франции конца 18-ого века.

Великая Французская революция воспринималась ее участниками как борьба за торжество свободы. Она была для них крушением старого мира деспотизма и рождением того идеального и разумного нового мира, о котором мечтали их идейные наставники-просветители. Ставший впоследствии одним из виднейших якобинцев Ж.-П. Марат еще в феврале 1789 г. призывал своих современников: «Познайте же цену Свободы, познайте же цену мгновения!». Своеобразным образом Кесьлевский позволил своей героине познать ее сполна. Старый порядок (машина) был уничтожен (авария) и Франция (жена) из монархии стала республикой де-юре свободных и равных граждан. Однако при этом погибает муж (революционер) и пятилетняя дочь, возраст которой символизирует временные рамки самой революции (1789 — 1793 гг.). Ее смерть как отсылка на установление в 1793 г. самого радикального революционного режима — Якобинской диктатуры. Берусь предположить, что в момент аварии из машины вылетает «Декларация прав человека и гражданина», провозгласившая в 1789 г. всех людей «свободными и равными в правах». Тем самым вновь обретенные гражданские, политические и экономические свободы были фактически сведены на нет, ибо создание так называемого Революционного трибунала шло вразрез со всеми принципами, провозглашенными в декларации. В изобразительном искусстве этот период иллюстрирует полотно художника Ж.-Б. Реньо с ёмким названием — «Свобода или Смерть». Героиня выбрала Свободу, а Смерть, как и на картине, так и в фильме предстает в образе немощной старухи. Благо, что эпоха террора просуществовала всего около года. Состояние Жюли после аварии лучше всяких слов свидетельствует об этом сложном периоде, который иначе еще называют «деспотизмом свободы». Новорожденных мышат жалко, но они обречены. И Свобода временно ночует не у себя дома, а на лестнице.

Не удивляйтесь, что я отождествляю образ героини Жюльет Бинош со Свободой и самой Францией. Свобода всегда пленяла умы и сердца людей, а во время революции и вовсе, служила источником вдохновения и оправданием всех действий. И люди не были бы людьми, если бы не сочинили для себя аллегорический образ свободы. Ее изображали в виде молодой женщины, а рядом с ней кошку — животное, не терпящее принуждения. Да и мать главной героини неслучайно оговаривается и называет ее Мари Франс. Марианна — национальный символ, олицетворяющий девиз «Свобода, Равенство, Братство», а также прозвище Франции с 1792 года. Кроме того, я полагаю, что она могла ее назвать и Мари Роз Жозефа. Это девичья фамилия Жозефины, вдовы революционера и любимца женщин, виконта Александра де Богарне, а затем и первой императрицы Франции, супруги Наполеона Бонапарта. В образе самой матери можно увидеть королеву Франции Марию-Антуанетту, которую после казни Людовика ХVI, перевели из замка Тампль в камеры башни Консьержери, где в весьма скупой обстановке она проводила свои последние дни за чтением и молитвами. Мы же видим, как дочь Жюли отправляет больную мать в дом для престарелых, где она смотрит по телевизору как старик-экстремал занимается банджи-джампингом, что перекликается с гильотинированием ее мужа-короля и свержением монархии.

Политический смысл проблемы свободы острее всего звучит в зале суда, в который символично не допускают Жюли. Это символизирует кульминационный момент политики террора якобинцев, а именно появление Декрета от 10 июня 1974 г., который фактически уничтожал свободу личности. В фильме подсудимый-эмигрант отчаянно вопрошает, да как же возможно равенство без свободы? Равенство олицетворяет собой юрист-любовница, не менее красивая женщина, чем наша героиня. Крестик на шее любовницы говорит о том, что погибший муж боготворил ее не меньше чем жену и даже их встреча в туалете, где все люди уравниваются, выглядит символично. Потеря же крестика главной героиней это еще и отсылка на события осени 1793 г., когда в стране развернулось так называемое «дехристианизаторское движение». Инициаторы движения желали заменить католицизм новой, гражданской религией, святынями которой стали бы абстрактные понятия разума, истины и свободы. Однако многие французские крестьяне взбунтовались против ликвидации христианства. Они вырывали так называемые «майские деревья свободы» и разрушали статуи. Поэтому крестик неслучайно остается у подобравшего его простого парня. А желание жильцов выселить свободолюбивую соседку Жюли из дома поразительно напоминает теорию времен якобинской диктатуры, предложенную Ж.-Ж. Руссо. Звучит она довольно парадоксально: «Если кто-либо откажется подчиниться общей воле, то он будет к этому принужден всем Организмом, а это означает не что иное, как то, что его силою принудят быть свободным». В той же сцене Жюли случайно вырывает цветок-дерево из горшка, что также является отсылкой на пристрастие императрицы к ботанике и садоводству. Беременность любовницы тоже неспроста, поскольку спустя год, 27 июля 1794 г. был совершен Термидорианский переворот, Якобинская диктатура свергнута и революция получила свое дальнейшее развитие посредством установления Директории, которая, однако, просуществовала всего пять лет (1794—1799 гг.)… Героиня Жюльет Бинош иронично вспоминает, что муж любил повторять свои шутки дважды.

Окончание революции неразрывно связано с именем Наполеона Бонапарта, которого мы видим в образе друга покойного мужа. В 1789 г. он безоговорочно поддержал Великую Французскую революцию, однако его приверженность идеям Ж.-Ж. Руссо дает историкам повод полагать, что его симпатии были на стороне якобинцев. На протяжении всего фильма рефреном звучит идея написания гимна «Объединение Европы» с участием хора, который оркестр должен исполнить во всех европейских столицах. И очень символично, что завершить этот гимн берется влюбленный в героиню (Жозефину-Францию) наш друг Наполеон, который во всеуслышание заявил о своей приверженности Свободе во время инициации режима Консульства. В фильме Жюли наблюдает это по телевизору. В дальнейшем, отказываясь от ее помощи, он берется дописать концовку сам, пусть его музыка при этом, по его же словам, и будет звучать несколько тяжеловесно. Как мы знаем из истории, Наполеон установит диктаторский режим, а идею объединения Европы поймет по-своему.

Как первая дама Франции Жозефина играла важную роль в том, что Наполеон называл «политикой национального единения». Олицетворяя собой старый режим, она была связующим звеном между ним и той частью аристократии, которую Наполеон рассчитывал привлечь на свою сторону. Она лично вникала в дела множества эмигрантов, писала чиновникам и министрам рекомендательные письма и ходатайства о возвращении конфискованного имущества бывшим эмигрантам и восстановлении их в гражданских правах, за что и снискала прозвище добрая Жозефина…

Кшиштоф Кесьлевский был одним из самых выдающихся режиссеров Польши, поэтому совсем не удивительно, что сразу две его работы представляли родную страну Кшиштофа на SFF. Свои впечатления о «Коротком фильме о любви» я уже писал раньше. Пришло время поговорить о его «цветной» трилогии. Наверное, у каждого зрителя мысли моментально идут в направлении французского триколора, а в голове звучит девиз Великой французской революции: «Свобода, равенство, братство». Хотя Кесьлевский всячески старался отшутиться от этих аналогий.

Итак, если следовать этой теории, то первый фильм трилогии должен символизировать свободу. В принципе, сюда можно приплести линию освобождения главной героини от любви к мужу, который погиб в автокатастрофе. Но я считаю, что это немного притянуто за уши. Синий цвет близок к черному, поэтому у славянских народов часто обозначал горе и печаль. И нам весь фильм показывают скорбь главной героини. Во Франции «синим страхом» называют ужас. А что может быть ужаснее гибели мужа и дочери?! Но не стоит забывать, что синий цвет может символизировать еще и доброту (отношение к любовнице), верность (отношение к погибшему супругу) и постоянство (музыка в голове).

Честно говоря, я слышал столько лестных отзывов об этой трилогии, что ожидал чего-то сверхъестественного. А получилась обычная драма с символизмом. Причем эта буквальная трактовка синего цвета не всегда мне нравилась. Но образ, созданный Жюльет Бинош, мне все же импонирует. Сразу вспоминается цитата Джорджа Байрона: «Искренна скорбь того, кто плачет втайне». Музыкальное сопровождение мне тоже понравилось. Причем я сразу определил, что композитор тот же, который писал музыку для «Короткого фильма о любви». Тут мало диалогов, но больше всего запомнился один момент:

- Почему вы плачете?
- Потому что вы не плачете.

В общем, советую любителям атмосферных фильмов и поклонникам творчества Жюльет Бинош. Я буду держать нейтралитет, потому что избалован другими драмами. Наверное, не стану смотреть продолжение трилогии. Видимо, не мой режиссер. Вроде неплохо, но не цепляет.

5 из 10

О чем в первую очередь хотелось бы сказать, по моему личному мнению, режиссер Кшиштоф Кесьлевский данный фильм преподносит как бы этологическое исследование.

В картине рассказывается о девушке, у которой случилась трагедия: ее муж и единственный ребенок умерли в жуткой аварии в момент, когда ничто не предвещало беды. Апперципация к новой жизни происходит довольно-таки тяжело, трагедия сильно выбила почву из под ног героини. Создается ощущение, что героиня страдает аггравацией, знаю много судеб людей, которые гораздо более стойко перенесли такие и даже похуже трагедии. Да я не спорю, тяжелая потеря, но все испытания надо принимать стойко.

Она решает полностью поменять образ жизни и начать с того, что переезжает жить в новое место. Место, в которое она переехала ни каким другим словом, как консорциум назвать нельзя.

Посудите сами жильцы окружающие героиню, думаю, еще немного и на монстрацию выйдут с призывом выселить заблудшую вместо того, что бы помочь справиться с бедой. Единственным человеком, который понимает, что сама по себе ситуация ни одного шекеля не стоит, и на котором прервался «грумминг» данного общества, является героиня. Она действует как настоящий инсургент в момент, когда ее просят подписать бумагу о высылке «работнице древнейшей профессии». В общем и целом поведении героини можно назвать комплементарным. Общество так же идеально напоминает те, в которых проводят журфиксы, живя самостоятельно и мало взаимосвязанной жизнью, готовы встречаться в определённые дни и проводить вместе заранее оговоренное время, и самое главное — время тоже заранее известно. Правила того, кто должен быть в обществе и кого не должно быть, напоминают семиотические. Думаю, в данном своде законов у них много чего нельзя, а хотелось бы узнать, что можно.

Само поведение «блудницы» является ярчайшим примером иллюстрации фразы Алкивиада «Что же, все складывается так, как я хочу. А хочу я, чтобы афиняне болтали именно об этом, — иначе как бы они не сказали обо мне чего-нибудь похуже!».

Так же в фильме прослеживается и пассеизм в классическом понимании данного термина, а именно пристрастие к минувшему, прошлому и равнодушное (враждебное или недоверчивое) отношение к настоящему и будущему. Именно так героиня относится к тому, что творится вокруг, и хотя героиня и старается справится с этим, например, не забирает вещи, которые связывали ее с прошлым. Например, цепочка, которую нашел случайный прохожий, и принесенная данным человеком героине, была в тот же момент подарена данному человеку. Чувства и душевные страдания героини местами напоминает игру с бильбоке.

Так же за личное несмываемое оскорбление принимала по началу за амикошонство попытки притворить в законченный вариант произведения ее погибшего супруга, предпринимаемые со стороны Оливье. Просто героиня принимала все творческое наследие композитора за абсолютный легат.

Наиболее сильным и запомнившимся моментом был момент с анекдотом, «А теперь покашляйте».

Коротко о фильме можно сказать, что фильм хороший, и если бы более выразительная игра актеров, и проработка фильма режиссером и другим специалистами фильму цены бы не было.

6 из 10

Есть фильмы, которые принято хвалить. Хвалить, боясь обвинений в дурновкусии или хвалить искренне — неважно. Они собирают целые стеллажи наград, а потом уходят в забвение, находя последнее пристанище в графе «любимые фильмы» какого-нибудь эстета. «Три цвета: синий», открывающий трилогию Кшиштофа Кесьлевского, именно такой фильм.

В этом типичном франзцузском кино ничего не происходит, как в типичном французском кино. Героиня обретает свободу целых два раза. Первый — в самом начале. Свобода от мужа и дочери, дарованная ей насильно. Жуткая, приводящая к полному моральному и физическому истощению. Второй, что логично, в самом конце, освобождаясь от губительной тоски по ушедшим из жизни близким.

Говоря об игре Жюльетт Бинош, хочется отметить, что роль ей досталась удивительно легкая. Практически не пришлось учить текст, а для создания образа надо всего лишь напустить на себя немного смурный вид, с которым можно честно проходить отмеренные полтора часа. Ведь из главной героини ушла жизнь, и незачем кричать, нервно заламывать руки, сводить счеты с жизнью или хотя бы тихо плакать. Все не имеет смысла. А так как все сущее тленно и тщетно, бывшая мать и жена имеет право на любые поступки, из которых одни зрителю, возможно покажутся, грязными, а другие — неоправданно жестокими. И молодая женщина начинает методично уничтожать мир, в котором она раньше жила, доходя даже до уничтожения набросков будущего концерта мужа-композитора. Любое проявление жизни для нее, омертвевшей, становится болью. По-видимому, невыносимой болью, ведь только так можно оправдать поведение героини, которая напускает кота на слепых и беззащитных мышат. И гибнет целый выводок мышиных детей, но боль только усиливается.

Сам фильм не имеет цельности. Патриотический концерт, призывающий Европу к объединению, звучит за кадром очень часто, связывая отдельные эпизоды между собой. Безусловно, это довольно необычно, когда в драме, посвященной женщине, в одночасье потерявшей семью, гремит оркестр во всю мощь своих духовых. Музыка заостряет на себе внимание, но не усиливает ощущение трагичности. Напротив, созерцая бледное лицо Жюльетт Бинош в течение полутора минут под величественное звучание труб, невольно начинаешь улыбаться. Комический эффект, увы, обеспечен для людей, неспособных проникнуться неброской красотой французских драм, не могущих с наслаждением следить за тягучим, как патока, действием. И вот уже ударяешься в фантазии, представляя, что героиня Бинош — лидер народного освободительного движения. И форшлаги в главной теме концерта почему-то вызывают ассоциации с восточными мотивами.

Начиная смотреть картину, мы знаем, чем она закончится. Только возрождением, иначе и быть не может, ведь никому не нужно погружение в черную бездну депрессии и абсолютной безнадежности. Мы рады за героиню Бинош и восхищаемся тем, что она нашла, как говорится, силы в себе жить дальше. Рады и за себя, что хотя бы ненадолго приобщились к высокому искусству, но больше никогда не вспомним об этом фильме.

Хотелось посмотреть чему же это учат во всех киноучебных заведениях на этих картинах. Синий цвет на картине, да есть какая-то определенная статика, будто картина уже готова и мы вроде бы должны видеть ее всю целиком, воспринимать как единое целое, однако же, этого почему-то не происходит и автор вынужден водить глаза зрителя по полотну, периодически возвращаясь к синему цвету. Это прекрасный, тонкий и неуловимый прием, однако он не единственный. Здесь еще добавляется музыка, картина на фоне музыки, музыка на фоне полотна, фильм на фоне зрителя или быть может зритель самоидентифицируется на фоне фильма.

Просто потрясающий фильм. Прежде всего, своей синей глубиной, не скажу, что бездной, ледяной глубиной. Это фильм — симфония, фильм — откровение, фильм — надежда. Многие поднимают вопрос, а есть ли жизнь после смерти? Глупый вопрос, сколько смертей, а жизни меньше не становится, и есть жизнь не после, а вместо. Но есть ли после смерти любовь? Да, отвечает К. Кеслевский, если она — в музыке. О, прекрасная Жюли, как жаль, что повествование начинается с твоей трагедии, но ведь ты умерла там, вместе со своей семьей, в месте, со своей семьей. Но и тело свое, не можешь ты убить сама, не смогла. Когда ты рождаешься вновь из синей глубины? Уж не тогда ли, когда встречаешь свою любовь в виде музыки, когда решаешь дописать симфонию до конца, идти вопреки тому, что ни ног уже нет, ни крыльев, одно лишь неимоверное желание. Я не помню, как заканчивается фильм, быть может, потому что он не заканчивается, просто мы вдруг обнаруживаем, что смотрим «Белый».

Сильное кино. Прекрасная Жюли.

Сильная Жюли. Прекрасное кино благодаря, конечно же, бесподобному К. Кеслевскому.

У главной героини нет прошлого — погибли самые близкие люди. И она не знает, как жить дальше — у нее нет будущего. Но стоило ей случайно обнаружить, что прошлое отнюдь не было таким, каким она себе его представляла, тут же будущее приобретает черты реальности. Но это все факты сюжета. Вся прелесть кроется в глубине экрана, за переливанием синих стеклышек. Они нежно колыхались сперва в синей комнате, где создавалась великая музыка для людей, мелодия чувств друг для друга, после, трагично, в комнате, где с прошлым главную героиню связывает лишь то, что она постоянно слышит эту музыку, эту мелодию. Ее одну, несмотря на все усилия воли, она не может вычеркнуть из своей памяти. Более того, за колебанием синего стекла открывается нам целый мир — мир гениальных людей, наверняка слившихся в данный союз на основе великого, дополняя друг друга сочинением общих партитур.

Ее муж погиб, но музыка не дописана, она не отпускает ее. Если можно проститься навсегда с чем-то, что можно потрогать, понюхать, послушать, но нельзя — если это создано в тебе и требует завершения. Мощный момент, когда она выныривает из бассейна, из синего, и в ней играет оркестр, заставляя закончить, напоминая ей мигом всю прошедшую невозвратимую жизнь. Может закончив эту музыку, она для себя сможет поставить некую точку. Будь то жизнь или смерть. Но проглотить таблетки, не дописав, она не смогла.

Удивительно, как можно было суметь показать так глубоко чувства Жюли, так, что хочется самой почувствовать нечто зыбкое, сильное, синее, всепоглощающее. Пусть на мгновение, но все же. Жить, создавая, жить более чем просто семьей, более чем просто плаванием, магазинами и прочей рутиной. Показателен диалог со служанкой: «Почему вы плачете?» «Потому что вы не плачете». Протирание кулака о каменную стену. Поглощение кусочка рафинада в руке кофе.

Она не может вернуться в обычный мир. Что значит жить без музыки, может даже заново выйти замуж. Она находит смысл рядом с человеком, нелюбимым, но создающим, с которым она сможет продолжить путь сочинительства и, быть может, даже взаимопонимания.

Фильм оставил некий шлейф, так бывает после хорошего сна. Ходишь целый день в приятной прострации и, остановившись на мгновение, задаешься вопросом — а почему у меня такое приятное ощущение? И вспоминаешь, именно чувствами, сон, который обличенный в слова, не раскрывает всей мощности. Так и фильм, продуманный до мелочей, которые не напрягают частотой, а именно дополняют игру Жюли, оставил ощущение, что искать себя мне еще предстоит — приятная, целенаправленная и многообещающая работа.